ИМЯ Вирджиния Форестер Джинни ВОЗРАСТ 16 лет НАЦИЯ Тарийка ЗАНЯТИЕ помощница трактирщика

Rachel Hurd-Wood

ИСТОРИЯ

Отец: Дэниэл Форестер, пропал на войне без вести 10 лет тому назад; на момент исчезновения - 27 лет, младший сын лэрда одного из обедневших горных кланов; обучался лекарскому искусству.
Матушка: Диана Гардиен, 34 года, белошвейка
Отчим: Томас Гардиен, 39 лет, владелец трактира близ Южных Ворот Далара
Сводный старший брат: Бэн Гардиен, 17 лет, помощник трактирщика, повар
Единоутробный младший брат: Джим Гардиен, 5 лет

Ее родители были действительно счастливы целых семь лет: молодожены-тарийцы оказались в Далар почти случайно, ведь полученное от родного дяди Дэниэла наследство свалилось им на голову нежданно-негаданно. Старая лавка, пропахшая целебными травами и настойками была в весьма запущенном состоянии, когда супруги Форестер прибыли в Далар, но это было имущество, которого не было у них в Тара, а значит, молодой целитель и белошвейка, обладавшая лишь малой толикой такого же дара, могли действительно не с нуля начать семейную жизнь.
Когда лавку привели в порядок, Диана была уже на сносях. А когда родилась Вирджиния, казалось, счастью молодых супругов не будет предела. Спокойная размеренная жизнь, небольшой, но стабильный доход и любящая семья - для тарийцев большего и не требовалось. Дочь их росла в атмосфере любви, понимания и тепла, взращенных на семейных и национальных легендах, понимании единства с Природой. Отец успел вложить в нее столько знаний, сколько вообще могла воспринять обожаемая им пятилетняя дочь. Джинни до сих пор помнит, каким счастливым всегда выглядел отец, пока находился в кругу семьи, как не стесняясь присутствия дочери называл жену самой прекрасной женщиной на свете и обнимал ее. Пожалуй, это отношение к супруге повлияло на ее восприятие супружества сильнее всего.
Когда девочке почти исполнилось шесть, отец внезапно исчез из их с матерью жизни. Она смутно помнит прощание его и обещание скоро вернуться, теплый взгляд и крепкие объятия. Тогда она не придала значения этой разлуке, думая, что отец просто уехал за очередной поставкой редких трав, но когда миновал второй месяц, вопросы стали неизбежными. Мать чахла на глазах, неизвестность и отсутствие вестей было самым ужасным в то время испытанием: юной Джинни больше ничего не оставалось, как утешать женщину объятиями и теплыми песнями их народа, своей уверенностью, что отец вернется, поддерживая и в ней эту искру, помогая в лавке и учась всему тому, что успела усвоить от мужа и сама Диана.
А на четвертый год ожидания пришло письмо из родного клана: навещавший семью Дэниэл попал в межклановую локальную войну и пропал без вести. До последнего женщина не желала надевать траурные ленты, но с каждым днем надежда таяла все сильнее, а справляться с лавкой в одиночку становилось все сложнее - они окончательно перешли на торговлю самыми простыми травами, что едва покрывало расходы на содержание лавки, налоги и самые простые потребности семьи. И лишь когда дела стали совсем плохи, давно уж захаживавший к молодой чужой жене сосед-трактирщик, овдовевший еще пять лет назад, прямо предложил Диане по истечении срока расторгнуть брак. Никогда бы Диана Форестер не пошла на этот шаг, кабы не дочь - ни новой одежды, ни даже еды для нормального роста в доме точно не было. Что уж говорить о приданом?
Думала, что выходит замуж по прихоти злой судьбы, а оказалось - повторный брак стал не только спасением, но и новой надеждой на счастье. Даже читать не умевший тучный и огромного роста Томас Гардиен, отставной стражник (по ранению на службе), с жутким шрамом на щеке и внушавший по первости встреч лишь оторопь, оказался добрейшей души человеком, больше походившим на плюшевого медвежонка, когда в часы редкого отдыха в кругу семьи, наслаждался теплом камина и кружкой эля. Диана, как она признавалась дочери позже, повезло второй раз за жизнь, пусть Томас и не был розовой мечтой девичьих грез, но он был надежным, добрым, любящим и верным мужем с отличным чувством юмора и схожим с тарийцами взглядом на жизнь. Видимо, сказывалось наследие его бабки-тарийки - наверняка потому он с таким интересом внимал всем этим историям жены и дочери, что рассказывались лишь в кругу семьи.
Сама Джинни никогда не забывая отца и все еще свято веря в то что он вернется, никогда не обвиняла мать в том, что та приняла столь нелегкое для нее решение - она прекрасно понимала, что та вышла замуж изначально только ради нее, ради своей дочери. Да и семья, и то сказать, была, чего уж там скрывать, хорошей. Старший сводный брат оказался не таким уж задавакой, каким казался в качестве соседа, а даже уступил ей, непрошенной вроде бы гостье, свою чуть более просторную комнату на втором этаже, сам перебравшись на первый этаж, возле кухни. Да и очень скоро то, что девчушка одиннадцати лет от роду слушалась его, именно как старшего, сыграло свою роль - парень взял ее под покровительство, никому в обиду не давал и называть сестрицей начал почти сразу.
Через год хлопот прибавилось: помогавшая в трактире Джинни теперь еще и сидела с младшим, родившимся недавно братом, став для него и нянькой, и второй мамой. Именно тогда девочка подметила странные головные боли, которые мучили ее, как только она прикасалась к матери. Та никогда не жаловалась на это, лишь иногда улыбка ее становилась грустной и будто вымученной, но не более того - все списывалось на усталость. В итоге, пришлось рассказать обо всем матери, та, поначалу ужаснувшись, запретила строго-настрого кому-то рассказывать о том. Лишь успокоившись, постаралась, насколько могла, подсказать дочери, что дар надобно развивать, что можно не давать чужой боли становиться своей. Четыре года миновали с тех пор, Джинни до сих пор не дает мигреням матери сводить ее с ума, однако, та после последней, окончившейся выкидышем беременности, так и не оправилась - почти всегда сидит в своей комнате возле стены, где проходит печная труба, греется и занимается рукоделием, бледная тень той красивой и жизнерадостной женщины. Иногда Джинни подсознательно думает о том, что матери стало бы лучше в родных краях, среди зеленых гор и чистейших озер, но пока что не решается заговорить об этом ни с ней, ни с отчимом. Остается помогать лишь так, как по силам ей, даже не вполне еще овладевшей своим даром, тщательно скрываемым от тех, кто и не должен быть в курсе. А кому какое дело до таких простонародных суеверий и "бабкиных" способах, как нож под подушкой, на вареное яйцо по животу раскатанное? Временем проверенные способы боль хоть частично, да снимают, и ладно…

Общительная, живая и искренняя во всех своих переживаниях Джинни мудра не по годам. Она не станет лезть на рожон, лучше скажет слово доброе тем, кто затеял в трактире петушиный бой, ее просящий о перемирии взгляд и теплая улыбка могут сделать больше, чем любые угрозы или даже внушительный рост и "грозный" зырк отчима. Она не перечит, но, если уж ее мнения спросили, выскажет его честно, пусть и без дерзости и безапелляционности.
Будучи прекрасным слушателем, Джинни часто бывает поймана даже случайными встречными и вынуждена слушать-слушать-слушать... С другой стороны, она давно подметила, что выслушать, порой, все одно, что дать человеку шанс решить свою проблему самому, как боль чужого тела принять, дав передышку, с той разницей лишь, что это боль души, чаще всего.
В каких-то вопросах доверчива и наивна, но в основном в той части общения с людьми, где людям надо априори доверять изначально, давая шанс. Да, разочарования часты, и она, конечно, простит, но вряд ли забудет - в следующий раз будет куда более осторожна с тем, кто ее обманул, хотя, все одно, шанс исправиться даст - кто без греха пред Создателем и духами? Оступиться-то каждый может.
Умеет читать по слогам, совсем не умеет писать, хотя мама очень старалась ее научить, но пальцы, столь ловко управляющиеся с иглой иль тестом, совсем непослушными становятся, если возьмутся за перо или уголь. Зато очень гордится тем, что умеет хотя бы имя свое выводить.
Склонна к полноте, любит поесть вкусно, но работа по дому, в трактире и уход за матерью делают свое дело - набирать лишний вес не приходится, хотя и совсем худышкой ее не назвать. Рыжие волосы обычно волнами ниспадают на плечи до середины спины, если работает на кухне или прибирает дом - подбирает их льняной косынкой. Одета обычно в серо-голубое домотканое платье, передник для работы в трактире и на кухне, для отдыха и "выхода" есть еще два платья серого и зелено-голубого цветов. Очень любит вплетать в волосы ленты, оставляя их длинные концы развеваться на ветру.
Она из тех людей, кто, упав, встает сразу же, улыбаясь и лишь хохоча над неприятностью, слишком короткой, чтобы заострять на ней внимание. Всегда может быть хуже, по ее мнению, так стоит ценить то, что есть здесь и сейчас.
Мечтает отчасти от том, чтобы исцелять других открыто, но по понятным причинам мечта остается таковой и далее.
Каждый раз веселится от души, когда отчим грозно смотрит в сторону очередного ухажера из числа посетителей нечаянных - свои-то все уж знают, что Джинни для хозяина заведения, все одно, что дочь родная, редко лезут, разве что по пьяни. пару раз целовалась с соседским парнем, сыном кожевника, да и то, считает, что тот "чмок" в губы был ну очень "взрослым поцелуем", и более позволять до замужества вряд ли возможно. Хотя, наверняка это суждение лишь оттого существует, что серьезных чувств Джинни еще ни к кому не испытывала.

УМЕНИЯ И ОСОБЕННОСТИ

- Магия: способна снимать чужую боль прикосновением, но без последствий это не проходит: частично ей приходится эту боль "принимать на себя", сопереживая в прямом смысле.
- Знает способы приготовления несколько простых народных средств от простуды, мигрени и подагры, может перевязать рану, впрочем, зная лишь, что ту надобно сначала промыть да хоть бы и водой кипяченой.
- Хорошо готовит, любит, когда гостям нравится ее стряпня.
- Неплохо шьет и штопает, хотя до белошвейки ей, конечно же, далеко, зато еще лет с десяти стало понятно, что обладает талантом к вышивке, причем, сама способна придумать новый узор иль мотив вышивки.
- Все обычные домашние дела, которые должна уметь девушка простого сословия - от уборки до стирки, - выполняет на совесть.
- Обладает врожденным чувством ритма и слухом, что позволяет ей особо весело проводить время на местных праздниках, с удовольствием поет с кем-то, и очень смущается на публике петь одной. Зато колыбельные брату исполнит с удовольствием.
- Знает много сказок, историй и легенд своего народа, способна и сама сочинить истории на ночь для малышни, с которой, кстати, обожает проводить досуг.
- Главный талант по жизни: радоваться мелочам и не зацикливаться на плохом, а также способность показать преимущества такого подхода другим людям.

Незамысловатые мечты о женихе, который будет ее любить, дальше поцелуев и простых объятий не заходят, конечно же, общепринято думается именно о мужском внимании, но и женские объятия никогда не вызывали в ней дискомфорта. Впрочем, в ее окружении просто не было пока никого из женщин иль девушек, кто бы хоть намекнул на близость большую, чем просто дружеские объятия.
По факту: бисексуальна.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
- собирает коллекцию камней необычной формы
- иногда недовольна состоянием своих рук, но тут уж понимает прекрасно, что она ведь не дама из благородных, и даже не мещанка - чуть загрубевшая от работы, от возни возни с продуктами и постоянного контакта с водой кожа вряд ли будет и вполовину такой же гладкой, как у матери-белошвейки; чаще всего в итоге машет на это обстоятельство рукой
- очень любит отчима и новую семью, но до сих пор ждет отца, отказываясь верить, что тот погиб
- панически боится ослепнуть, потому никогда не играет в жмурки с завязанными глазами - это, пожалуй, единственный по-настоящему сильный ее страх
- очень любит танцы, никогда не пропускает ни одного праздника, где можно вдоволь потанцевать
- отчим приготовил ей приданое, по меркам их сословия весьма неплохое: три отреза тканей на платья в десять локтей каждый и все - разного цвета и вида, пару сорочек, несколько батистовых вещей, шерстяное тонкое одеяло, вышитые собственноручно матерью девочки, для будущего внука. Или внучки. Как уж пойдет. Недорогое, но красивое ожерелье из речного жемчуга мама также отложила дочери в приданое. О столь неплохом лакомом кусочке никому не говорится, дабы заранее отсеять охотников за наживой.

СВЯЗЬ Скрытый текст: Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

ПЛАНЫ - хотелось бы задействовать дар персонажа, но это не обязательно - найти отца, отчима, братьев, возможно поприключаться в силу возможностей персонажа - не исключена "охота на ведьм" - романтические отношения - тут уж как пойдет, предпочитаю довериться чувствам персонажа в этом плане))

ПРИМЕР ПОСТА

Есть такая оригинальная забава у диспетчерской: вызывать тебя именно тогда, когда ты устроилась повалять дурака в кают-компании, просто попить кофе и послушать музыку, старую, как сам мир. Кто притащил сюда эту хрипящую во все дыры запись, не понятно, но Рипли песня нравилось, хоть некоторые слова было почти не разобрать. Зато настроению соответствовала. Впрочем, глядя, как неумело возится со био-смесью один из инженеров, думать о чем-то ином, как слова старой песни, не хотелось. Если вдуматься, то композиция была правдивой, хоть немного безжалостной по отношению к людям. Впрочем, о какой жалости вообще может идти речь, если в условиях, когда надо выжить, ты и правда становишься дикарем? Опускаешься на тот самый уровень развития, когда нормы морали и приличий, а также вытекающие из них законы просто мешают.
Аманда поморщилась, когда в по внутренней связи раздался сигнал диспетчерской и ехидный голос Тачовски уведомил ее, что есть работа.
- Да неужели? И у кого на этот раз закоротило в мозгах? - она уже допивала свой почти остывший кофе и вставала с тяжким вздохом.
- Ты не поверишь, но один из пассажиров передал старпому о том, что у него что-то с вентиляцией. Шум какой-то.
Она заставила себя говорить прежним насмешливо-злым тоном, а гребаные мурашки меж лопаток послала мысленно в пешее эротическое.
- Ага, а сколько пассажир выпил перед этим, он старпому не сообщил?
- Не, но ты ж в курсе, что обязана сходить и проверить. Вернее, сползать, хихихи, - ехидный смешок прямо вот реализовал перед взглядом Рипли картинку, как там давится своим жиденьким чаем Тачовски.
- Номер каюты, Тачовски, - хмуро напомнила Аманда, подхватывая сумку с инструментом и накидывая ее ремень на плечо. - И рано радуешься, если там завелась крыса, я ее поймаю и принесу к тебе в диспетчерскую.
Естественно, ни о каких крысах на судне речи быть не могло, но этот козел, вечно попадавший в ту же смену, что и она дежурила, боялся грызунов до паники. Доходило до того, что его дразнили тем, что орали на всю диспетчерскую "МЫШЬ!!!" и этот идиот с визгами вскакивал на стул или рабочий стол. пару раз даже сломал оборудование и опрокинул столь любимый им слабозаваренный чай на имущество компании.
- Ты не посмеешь, Рипли, - тупице и в голову не пришло, что на корабле мышей и крыс быть не должно.
- Неее, я с удовольствием посмотрю на твою физиономию. Так что там с номером каюты?
В ухе послышалось нецензурное слово, а через секунду наконец-то был выдан номер. Аманда отключила связь и двинулась в сторону пассажирского отсека, попутно уговаривая себя, что то, что там слышал  пассажир, наверняка просто его воображение подкинуло ему. Спьяну или спросонья. В любом случае, она просто проверит, что должно, успокоит клиента компании и напишет очередной дурацкий отчет о ложном вызове.
Каюта среднего класса, одноместная, не из шикарных, но приличная. Значит, могут быть проблемы с общением: у таких зачастую гонора, будто они принцессы вулканские. А Рипли не настолько вежлива, чтобы улыбаться тогда, когда этого не хочется делать. Да и прямолинейность ее зачастую воспринимается почему-то за грубость, даже если она не хотела грубить. Когда клиент открыл дверь, она показала свой пропуск и улыбаться не стала, просто вошла внутрь и спросила:
- Так что тут у Вас? Расскажите, что за шум в вентиляции? И где именно? - она уже пробежалась взглядом по каюте и отметила пару выходов системы воздухообмена. Нижний у входа в душевую заблокирован, как и положено, а вот второй точно мог вызвать у пассажира ненужные тревоги: если шорох закрывающихся сегментов "дверцы" он принял за "подозрительные звуки". В душевой, скорей всего, та же ситуация.