ИМЯ Гилберт Бреннан Для родных и неродных, знакомых и незнакомых – Гилберт ВОЗРАСТ 43 года НАЦИЯ Тариец ЗАНЯТИЕ Рыцарь ордена «Око Императора» Медицинский эксперт по неоднозначным вопросам Врач

Blake Ritson

ИСТОРИЯ

Прадед по отцу: Донован Бреннан (дата смерти неизвестна)
Дед по отцу: Гилберт Бреннан (умер в 69 лет во сне)
Отец: Донован Бреннан (умер в 52 года от тифа)
Мать: Лиадан Келли (умерла в 37 лет от тифа)
Братья: Аеринн Бреннан (42 года, жив), Донован Бреннан (умер в 35 лет от заражения крови)
Сестры: Блэйтин Бреннан (умерла в 5 лет от хвори), Таллия Бреннан (36 лет, жива)

В небольшом поселении у старого леса, что в двух днях езды от Динфорда, все текло своим чередом. Жизнь у восточного побережья острова отличалась от насыщенной торговлей и путниками западной. В деревнях мало того, что все друг друга знали, как правило, были известны все родственники и их деяния вплоть до пятого колена; а в особо выдающихся случаях и того дальше. Местные леса будто населяли незримые дриады и духи, а в полях и на холмах царствовал ветер свободы. Люди не уезжали из этих мест. Уж точно не из Кавана. Здесь властвовали неясные предания старины, туманные и позабытые большинством тарийцев, что вели более людимый образ жизни.

Говорят, что первый Бреннан приехал в эти земли из Далара во время царствования императора Карла III Фредерика Теодарда Д’Эсте. Не сумев вынести помутнение рассудка своего горячо любимого императора, он уплыл на остров, где и обосновался там, где до сих пор проживают все его потомки: в Каване. Он отрекся от своего имени, стал вести оседлый образ жизни, женился на местной, не очень прелестной, но владеющей знаниями о травах девушке по имени Талалла О’Каллахан и был готов забыться в суете домашних забот. Со временем у него появилось новое народное имя в честь несходимой печали с его лица, и так он стал Бреннаном.

Семейство Бреннанов промышляло заготовкой леса и изготовлением домашней утвари из пригодных пород дерева. Так их знали все жители Кавана до появления на свет и взросления Донована Бреннана, прадеда ныне здравствующего Гилберта Бреннана. Нельзя сказать, что это было юное дарование, ибо Донован открыл в себе дар в том возрасте, когда считается, что проявление магических способностей еще едва ли возможно. Однако свою зрелую негибкость и даже некую закостенелость он с лихвой компенсировал тем, с какой силой проявилось его чувствительность к воле Создателя. У него не было учителя, и уже далеко зрелый Донован принялся изучать свои новые возможности с поразительным азартом человека, который всю жизнь страдал от жажды. К тому времени у него уже была семья, и родился единственный сын, Гилберт Бреннан – дед ныне живущего Гилберта Бреннана младшего. Донован все больше отдалялся от своей жены и их едва ставшего на ноги сына, он проводил время в лесах. Старухи поговаривали, что старого Донована Бреннана можно было видеть на гребне холма или на краю древних и потаенных лесов. Никто не заезжал в их Создателем забытое место, чтобы забрать «новорожденного» мага и обучать его контролировать свои силы и лучше чувствовать свои возможности. Его воздействие на силы природы были спонтанны, различны по продолжительности и силе. Мирские заботы постепенно перестали интересовать Донована, и он окончательно ушел в леса, ничего не сказав своей семье. Его сыну тогда едва исполнилось три года.

До сих пор самых древние старухи шепчутся, что видят смутную тень под сенью деревьев, и старый Донован Бреннан жив. Однако чего только не болтают старухи зимними вечерами, и чего только не померещится в ранних лесных сумерках? Все знают, что старухам лишь бы языками чесать, да косточки перемывать всем, кто к слову придется.

Вот в таком месте родился, а после и вырос Гилберт Бреннан, будущий рыцарь ордена «Око Императора», который, однако, едва ли мог предполагать это в далеком 1319 году. Его отец взял в жены Лиадан Келли, и вместе они вели хозяйство, присматривали за огородом, а в пригожую погоду, когда рассветные облака складывались в благоприятные знаки, ходил в древний лес в поисках сухостоя, чтобы нарубить дров, и после торговать ими в деревне. Несмотря на, казалось бы, совершенно недалеко расположенный лес, основная масса местных жителей предпочитала уходить за холмы, чтобы рубить лес там. Мало кто отваживался заходить под кровы древних деревьев, где сгинул, как многие надеялись, Донован Бреннан, свободный маг, так и не сумевший постигнуть собственных сил в полной мере.

Гилберт не был первым ребенком в семье. Его старшая сестра Блэйтин Бреннан умерла в возрасте пяти лет, и местный друид не смог вернуть жизненные силы в ее с каждым днем слабеющее тельце. Это была трагедия для матери, несчастной Лиадан, однако жизнь не стояла на месте, и маленький Гилберт все так же нуждался в ее заботе и внимании. А вскоре, и ее второй сын, Аеринн. Гилберт рано понял, что такое ответственность, когда отец брал его с собой помощником в лес. Он давал сыну небольшую плетенку, куда складывал ровно столько дров, чтобы юный Гилберт не упал по дороге от изнеможения, но все же смог принести в отчий дом. Мать почти всегда оставляла Гилберта присматривать за Аеринном, а сама уходила работать в поле, чтобы вырастить хлеб. Вскоре родились еще Донован - названный в честь отца - Бреннан и Таллия Бреннан. В семье Бреннанов имена «передавались по наследству», и нередко от старух можно было услышать диалоги следующего содержания:

- А что тот Донован?
- Который Донован?
- Как который, сын этого, самого, Донована, сына Гилберта. Ну, который еще поехавший умом.
- А не тот, у которого телега сгорела, как сейчас помню, в венце цветов 1307 года со дня Знамения?
- Да нет же, я же говорю: тот, у которого отец ведун и колдовник.

В возрасте одиннадцати лет Гилберт носился по деревне и ее окрестностям вместе с соседскими мальчишками, играя в рыцарей Императора. Вышло так, что Гилберт вытянул жребий быть в армии мерзких богопротивных тварей, а благородные рыцари непременно должны были победить. На то они и благородные. Он никогда не любил играть на стороне тварей: они всегда проигрывали, а, как известно, проигрыш не по-настоящему так же обиден, как и реальное поражение. «Рыцари» залихватски боролись деревянными мечами и копьями из найденных веток деревьев, а «твари» были вынуждены отступать, падать и оставаться недвижимыми до конца величественного сражения. Гилберт оставался в числе последних уцелевших, когда его друг Имон попал «священным копьем» Гилберту в глаз. После звездочек, искр и белых пятен пришла боль, быстро образовался отек, который обещал перейти в синяк в течение ближайших нескольких часов. Кажется, в этот раз придется экстренно завершить богоугодное сражение, и срочно искать деревенского друида, брата Крогэра. Того, что не смог спасли юную Блэйтин. И множество других людей. Он не обладал ни сильным, ни средним уровнем владения магией. В народе вообще сомневались, что он имеет какое-то отношение к воле Создателя: слишком часто его видели пьяным, и слишком редко - за работой.

Рассказ перепугавшихся мальчишек был быстр, Крогэру пришлось быстро трезветь, Гилберту пришлось быстро взрослеть, а шумной гурьбе – разбегаться по домам, пока их матери не устроили показательного наказания: с семьей Бреннанов старались лишний раз не связываться, помянуя старого Донована, ушедшего в леса в поисках своих демонов. Глаз Гилберту удалось спасти, однако восстановить роговицу так и не удалось. Время шло, и глаз затягивала белая дымка, а мир для Гилберта отчасти стал закрытым черными пятнами, что обычно вызывало сильные головные боли при сильной концентрации и перенапряжении.

Гилберт никогда не придавал значения шумам леса, в которых он угадывал итог охоты: будет ли она успешной, или же охотники вернутся ни с чем. Чутье на ядовитые травы он также списывал на интуицию и разум обычного деревенского жителя, у которого выживание в суровых условиях в крови. Но ему пришлось столкнуться с реальным положением дел в возрасте 16 лет, когда заболела неизвестной хворью Таллия Бреннан. Она росла красавицей, и все в семье никак не могли нарадоваться этому наивному и чистому созданию, которую будто не коснулась печаль и мрак старика Бреннана. Еще того, что приплыл из Далара. Гилберт мог часами сидеть у постели сестры, разговаривая с ней и убеждая ее бороться с хворью. Он усиленно молился и взывал ко всем духам леса, в которых верил лишь немногим меньше, чем в Создателя. Он был готов на все во спасение десятилетней Таллии. И силы природы ответили на его зов. Таллии полегчало, она начала приходить в себя, но вот яблони в саду начали чахнуть и как будто высыхать. К всеобщему счастью, по прошествии времени как яблони, так и юная Таллия набрали сока, и снова радовали глаза всех смотрящих.

В 1337 году через их деревню проезжал уже далеко немолодой рыцарь ордена «Око Императора», он-то и заприметил уже возмужавшего юношу. Не сказать, чтобы семья была рада уходу Гилберта в сиротский приют. Варившись в одном и том же соку множество лет, они были крайне законстеневшими, неспособными понять, что магия есть благодатный дар, и что не все маги заканчивают как их старик Донован, а рыцари из ордена – не выдумка легенд, подобно эльфам, дриадам и кобольдам. Однако они не препятствовали уходу сына, дали благословения на дорогу, и отправили с миром на поиски лучшей жизни. Гилберт простился со своими братьями и сестрой, и пошел навстречу новой жизни. Той самой «лучшей», как он надеялся.

В сиротском приюте Гилберт был темной лошадкой, и ничем не мог удивить своих наставников. Ему никак не удавалось сконцентрироваться, найти путь к воле Создателя, начать использовать собственную волю как посредника между им и сосудами. В какой-то момент шел горячий спор на тему того, а не пора ли отпустить Гилберта в мир, ведь его успехи в познании магии и наук были незначительны. Он только учился читать и писать, и потому каждый труд давался ему через большое усилие. Постоянные головные боли не давали сосредоточиться и отвлечься от мирской суеты. Все еще мальчишеский ум никак не мог понять, как же ему приспособиться под этот «новый лучший мир», и Гилберт во всю оправдывал свою фамилию. Печальный. Вот оно.

Ему все же решили дать шанс, и это, пожалуй, подтолкнуло его к тому, чтобы приняться за занятия с удвоенным усердием. В него поверили. Впервые после его родной сестры Таллии, кто-то поверил в то, что он может чего-то достичь. Он был окрылен этим осознанием и не хотел обманывать доверия. Только с этого периода началось его обучения. Когда сложные и непонятные закорючки на бумаге начали быстрее складываться в осознанные слова, он понял, насколько ценны и интересны могут быть манускрипты и книги. Он зачитывался допоздна, пока его не выгоняли взашей в его келью. Мир заиграл новыми красками. Гилберт начал лучше чувствовать растения вокруг себя. Он мог видеть, если человек болен, правда, совершенно не понимал, чем именно, и через некоторое время старшие братья взяли его к себе в помощники в больницу при церкви. У них был великолепный огород трав, и, пожалуй, до сих пор Гилберт не может забыть того непостижимого смешения аромата, что там стоял, будоража сознание и освежая мысли.

В больнице юному брату Гилберту больше всего нравилось смотреть на манипуляции с человеческими телами: операции на зубах, вправление костей и суставов, зашивание ран, удаление гнойников и кровопускания. Перед ним были все горизонты познания самого таинственного, что было в его жизни: человеческое тело. Оно всегда было, и он никогда не задумывался над тем, как оно работает. Да, у них в деревне были разные происшествия. Например, когда понесшая кобыла свалила балку от крыши, и бедному Мерфи О’Тинли раздробило ногу. Беднягу откачали, однако ноги он лишился, после чего запил и – наконец - спился в канаве с помоями.

К концу своего обучения брат Гилберт был твердо уверен: мир нуждается в нем, а ему как никогда нужен мир. Его приняли в орден, и так началась его орденская история. Сначала он поехал в поселение Шомон в долине реки Таин, где пробыл практикующим врачом. Основная его деятельность сводилась к лечению головных болей, вывихов и скрученных животов. Не сказать, что жизнь в отдаленном от центра городке была насыщенна событиями, однако брат Гилберт находил себя в собирании трав, экспериментам по созданию настоек различного состава, поискам новых неизведанных способов применении известных трав и другими не менее увлекательными делами для светлого сознания и душевного огня.

В последствии в Шомон пришел новый только что закончивший обучение брат ордена, и Гилберт пустился в путешествия. И каждый раз его судьба складывалась так, что он оказывался втянутым в какие-нибудь разборки. Доходило до абсурда: рыцарь ордена обедает в таверне, когда один пьянчуга второму кинжалом вспарывает живот. В таких условиях принимать пищу нет никакого желания, и Гилберт вспоминает о своих планах по принесению максимальной помощи этому миру. Как правило, бедняги встают на ноги. Но в основном же, это мятежи, небольшие стычки с лесными и приграничными тварями, которые и привели его к Северному Кряжу, где он столкнулся с теми созданиями, которых прежде не видел ни в одном из регионов от Алацци до Хестура. Первой реакцией было уничтожить тварей, что лезли с заснеженных гряд, однако вскоре проснулся научный интерес. Сначала врач объяснял себе этот не совсем здоровый интерес тем, что нужно познать врага своего. Найти его слабые места, и научиться лучше убивать.

Он подбирал убитых тварей и начинал свои «изыскания», как он их называл. Строение мышц было схожим с человеческими, однако расположение внутренних органов, восприятие информации и способ передвижения едва ли можно назвать знакомым. Было сходство с животными, да только не встречалось еще Гилберту ни одного создания, что не имело у себя глаз. Как они ориентируются в пространстве? Кто и, главное, как ведает их волей? Почему они приходят с заходом солнца? Гилберт ушел в эти вопросы с головой.

В небольшом форте у вздымающейся вверх гряды всегда можно было найти себе занятие. Так уж был воспитан этот странный тариец, что постулат «Всегда ищи себе работу» не обсуждался, и всегда выполнялся. А потому даже приемы пищи были поспешными и будто мешающими основной работе. Днем брат Гилберт выбирался в близлежащие поля и леса в поисках ягод, кореньев и трав. Он выяснил, что, если подняться выше в горы, можно найти доселе неизвестные травы причудливых форм, которые умудрялись выжить на практически голых камнях. Они стелились по скалам, крепясь корнями в трещинах, и находя источниками питания там, где, казалось, их быть не могло. «Жизнь всегда найдет выход». Ближе к вечеру он посещал вечерню совершал осмотр пострадавших рыцарей и, если везло, после полунощницы отправлялся на покой. В те дни, когда твари подбирались к форту слишком близко, поднимался гарнизон, и брат Гилберт присоединялся к защитникам стен. Эти создания были на удивление ловкими скалолазами. Впрочем, это неудивительно, учитывая их, вероятно, проживание в горах.

В один из дней, когда Гилберт снова выбрался на свежий воздух из своей комнатушки, в которой как раз заканчивал описание, как он назвал, хестурии горной - той травы с хребта – он ушел к месту последней стычки между дозором с несколькими ночными тварей.  Дозорные тогда смогли отбиться, но они поспешили за врачебной помощью, и наскоро покинули подлесок. Гилберт бы прошел мимо, ибо ничего интересного в оставшихся телах не было, но тут его внимание привлекло небольшое шевеление возле туши одной из тварей. Как известно, эти ночные «призраки» двигались практически бесшумно, и потому только зрительный образ мог дать жертве понять, что ее ждет. Вероятно, поэтому они и атаковали ночью. А, может, дневной свет лишал их возможности ориентации в пространстве, заглушая каналы поступления информации. Как бы там ни было, но в траве, жавшись к уже давно остывшему телу, лежала пародия на тварь с горного хребта. Она была без рогов на голове и шипастого гребня на хвосте. Спинная шерсть выглядела скорее, как пушок, нежели чем тот грубый ворс, столь знакомый всем, кто сталкивался с тварями. Две маленькие лапки с изящными коготками держали пойманного жука у пасти со множеством крохотных зубов. Едва-ли это создание подходило под описание «милое», однако в тот момент Гилберту показалось именно так. Он нигде и никогда не встречал упоминаний о том, что у этих мерзких тварей бывают детеныши. И тем более не встречал самостоятельно. Помолившись и испросил силы у Создателя, он осмелился протянуть руку и прикоснуться к найденышу. Тот на удивление бодро отреагировал, прижавшись своем гладким боком к протянутой ладони. Существо дрожало. Первой мыслью, которая пришла на ум Гилберту была: «Эти создания могут чувствовать перемены температур и так же замерзают от переохлаждения», а вторая: «Я не могу оставить ее здесь».

В форт Гилберт возвращался мрачнее и задумчивее обычного. И с тех пор, иногда из его комнаты слышался подозрительный писк, впрочем, чего только не услышишь из окна врача, который работает со склянками, травами и настоями? Через некоторое время брат Гилберт покинул форт у хребта, мало объясняя свое решение.

УМЕНИЯ И ОСОБЕННОСТИ

Магия: друидизм средней силы выраженности.
Обучен владению одноручным мечом, копьем и луком. Носит с собой короткий меч, в бою предпочитает такую тактику, чтобы лука было достаточно для решения проблемы. К копью прибегает в самых крайних случаях, когда это последний аргумент в споре.
Владеет всеми бытовыми навыками, которые необходимы для самообслуживания в условиях отсутствия слуги. Умеет готовить еду предков своей земли.
Помимо преданий родных лесов, знает легенды и предания Далара, Хестура и северных приграничных территорий.
Предпочитает женщин средних лет. Совершенно не понимает намеки.
Особые приметы: бельмо на правом глазу вследствие детской травмы, вследствие чего страдает периферическое зрение, выражающееся в виде темных пятен перед глазом.
Сторонится своей фамилии, и потому старается не употреблять ее, делая вид, что ее не существует.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Ныне имеет богатую коллекцию слепков зубов различных созданий воли Создателя и иных, путешествует со своей телегой засушенных трав и склянок с лекарственными настоями.
«Общается» с найденной тварью с помощью свиста.
Не любит кошек.

СВЯЗЬИми – skype почта (жизнь сложилась так, что необходимо проверять почту ежедневно, так что связь абсолютно реальная)

ПЛАНЫ Хочется вправить кому-нибудь мозги кости, заняться кровопусканием, собиранием трав на природе, и разыграть что-нибудь с ручной зверушкой. Наверное, направляюсь в Далар. Открыт к диалогу, ибо чист как белый лист из свежей пачки бумаги. И, может быть, так же пахну (нет).

ПРИМЕР ПОСТА

Двери таверны раскрылись, и орденский врач зашел внутрь. Не сказать, чтобы кто-то обратил на это внимание, и не сказать, чтобы Гилберт был тому не рад. Шум, который было слышно даже с улицы, сейчас буквально ворвался в уши, заставив губы сначала сжаться в тонкую линию, а затем расслабиться в легкой улыбке. У людей был тяжелый и насыщенный день, как и каждый для того, кто живет тем, что сможет вырастить сам, и потому они имели сейчас полное право на то, чтобы отдохнуть, повеселиться и несколько обогатить хозяина таверны. Впрочем, все зависело от причиненного таверне ущерба в ходе какой-нибудь очередной потасовки. Ему нравились эти простые люди тем, что они любили друг друга шумно, так и ругались не менее шумно. Они были честны, откровенны и наивны.
Человек в скромном одеянии осмотрел помещение в попытке найти свободный столик, несмотря на осознание того, что в такое время эта затея будет вызывать определенные сложности. Впрочем, для орденского мага всегда найдется место в таверне.
Краем глаза он заметил какой-то стремительно летящий в него предмет, и инстинктивно пригнулся, мысленно порадовавшись тому, что предмет летел с левой стороны.
"А, вот и столик." Начав осторожно обходить веселящихся людей, он добрался до своей цели: потемневшего стола с лавкой возле окна. К нему тут же подошла дочка хозяина таверны, курносая и с россыпью веснушек на щеках.
- Чего изволите, отец? Пиво, вино? У нас сегодня рыба.
- Отец изволит взять рыбу. Только, пожалуйста, пусть она будет хорошо прожарена, а не как в прошлый раз: почти что трепыхающаяся и готовая уплыть обратно в воду. И пиво, пожалуй.
Девушка заулыбалась и начала пробираться на кухню, по дороге отбиваясь от пьянеющих посетителей.
И он, уставший после дневной работы, стал ждать своей рыбы. Конечно, его занятия нельзя сравнить с тем, как выкладываются в поле крестьяне. Но брат Гилберт и не был крестьянином, поэтому вполне мог считать себя уставшим. «Каждому - по заслугам.» К тому же ему необходимо было обдумать вопрос эффективности применения пустырника. Конечно, эта мысль не покидала его в течение дня, но теперь, когда он сменил обстановку, он надеялся, что решение само найдет его. Он уже не одну неделю наблюдал за тем, как его пациенты, чаще – пациентки, приходят с жалобами на головную боль. Как правило, он либо выдавал свежевысушенные травы на руки страдальцам, либо же направлял к аптекарям. Абсолютно все медицинские трактаты говорили об эффективности применения данной травы в виде настойки внутрь. Сейчас же случалось что-то невероятное: к нему вновь и вновь приходили дамы с жалобами на головные боли. “Да что же это за напасть такая? Конечно, мне далеко не 50 и не 60 лет, чтобы быть умудренным старцем, а всего-лишь 28, но с таким я сталкиваюсь впервые. Как такое возможно, чтобы проверенное не одним поколением средство переставало работать на жителях Шомона?” Задумавшись, Гилберт не заметил, как вернулась веснусчатая Анна с тарелкой с рыбой и кружкой пива. Девушка уже собиралась уходить, когда врач окликнул ее:
- Постой! Скажи, чем вы лечились от головной боли до моего приезда сюда?
Девушка обернулась и, раскрасшевшись, ответила сквозь смех:
- Тем же пустырником, что вы выписываете, отец Гилберт. Только приходят они к вам не за ним! - и удалилась на крики своего отца о том, что в этом мире можно было бы быть и порасторопнее.
Гилберт смотрел на зажаренную рыбу. Зажаренная рыба смотрела в пустоту. Нет, кажется, он так и не научится понимать намеков. А если и научится, то наверняка уже будет слишком поздно. «Надо завязывать с пустырником. Может, несколько порций слабительного отвадят от меня любительниц мужского внимания, и позволят наконец заняться тем, ради чего я сюда и приехал: оказывать помощь нуждающимся».