ИМЯ Сильвио Фумагалли ВОЗРАСТ 32 года НАЦИЯ Алацци ЗАНЯТИЕ Коммерсант

Vincent Cassel

ИСТОРИЯ

Близких родственников у Сильвио нет, а дальние знать о нём не желают, на что Фумагалли отвечает искренней взаимностью.

«Даже если он будет лежать с тобой рядом абсолютно голый, улыбчивый и покорный,  то это вовсе не значит, что он действительно рядом с тобой.»
Сильвио родился в семье состоятельного торговца Луки Фумагалли. Наделённый тонким чутьём дельца, Лука довольно скоро из мелкого лавочника превратился в одного из тех уважаемых торговцев, чьи имена знает всякий, и что именно здесь можно стать обладателем истинно ценных товаров, и даже получить рассрочку. К тому времени, когда у Луки Фумагалли и его супруги родился сын, ему уже было что наследовать. Дела шли хорошо, грех жаловаться. Только вот сам наследник, подрастая, не проявлял ни должной почтительности, ни желания однажды занять место отца и продолжить его дело. Лука был вхож в дома знати, куда брал с собой и сына, да и благодаря деньгам имел возможность воспитывать его почти как аристократа. Изящества манер Сильвио было не занимать, однако склонность тратить отцовские накопления проявилась в нём довольно рано. Ему куда больше нравилось весело проводить время в компании приятелей, нежели вникать в премудрости ведения торговли. Разгульный образ жизни вихрем крутил юношу, он развлекался – не всегда безобидно, вляпывался в неприятности, из которых, надо отдать должное, чаще всего умел выпутаться самостоятельно, без отцовских связей и денег.  Лука, ругая сына на чём свет стоит, любил повторять: к счастью, мать не дожила до такого позора!
 
Но и отец оказался не вечен. Погоревав об утрате, а после бездумно и быстро промотав наследство, Сильвио резво катился всё дальше, всё ниже, и очень удивился, вдруг обнаружив себя на обочине жизни. Казалось бы – всё потеряно, и не за что зацепиться, чтобы выкарабкаться из дерьма. Но и тут дерзкому живучему засранцу несказанно повезло – подвернулся покровитель откуда не ждали. Долг оплатил, приютил дерзкого юношу. В благодарность Сильвио ублажал государственного мужа, пока не прискучило. Природная неусидчивость и сомнительные прелести престарелого любовника недвусмысленно подсказали, что задержался неприлично надолго. Решение растаять в необозримых далях  удачно совпало с ловко спёртым ключом от кабинета – сокровищницы поистине бездонной. Прихватив несколько компрометирующих господина бумаг, а заодно денег и драгоценностей, Фумагалли незамедлительно покинул сначала дом благодетеля, после улицу, на которой тот дом стоял, затем и город. Он очень надеялся, что старый извращенец не станет искать его по всей стране. Фумагалли не был жесток, всякое насилие претило его лёгкой натуре. Авантюры его, порой едкие и злые, всё же отчётливо попахивали комедией. Однако преподанный жизнью урок даром не прошёл – больше Сильвио на дно не хотел. Потому неугомонный Фумагалли счёл за лучшее затеряться среди блеска  равнодушной ко всякому беглецу столицы.
Обосновавшись на новом месте поначалу кое-как,  промотавшийся оборванец,  лжец и вор посмел просить у Создателя лучших дней. А тот  взял да исполнил. Не иначе как в шутку. Однако Сильвио Фумагалли не был бы собой, если бы не сумел щедростью воспользоваться. Понемногу обрастая связями, имуществом (спасибо тому господину, постель которого он согревал), Сильвио для начала приобрёл бордель, больше от скуки, нежели от нужды, снова стал потакать своим склонностям – наряды шил в основном женские, с удовольствием в них наряжался и чувствовал себя великолепно, несмотря на некоторое недоумение нормальных граждан.
Фумагалли не был похож на женщину, разве что приобретёнными манерами. Он и не старался походить на женщину. Под всем этим бархатным великолепием, созданным лучшими портными города, была невидимая глазу оболочка, из которой никому ещё не удавалось выцарапать настоящего Сильвио Фумагалли. Он был неуязвим – без пола, возраста и истории, которую рассказывал порой, если сам того хотел. Но истории эти всякий раз отличались друг от друга, отражая не истину, но настроение самого Фумагалли в данном отрезке быстротечного времени.

Бордель быстро снискал славу и почитателей, а Сильвио настолько сроднился со своей ролью и обликом, что мужское платье, когда случалось надевать для редких выходов в люди, казалось снятым с чужого плеча. Впрочем, в заведении продавались не только тела, но и чужие тайны, краденые драгоценности и давались деньги в рост. Фумагалли привык закрывать глаза на несовершенства тех, за чей счёт роскошно жил и избегал серьёзных проблем в своей неусидчивой, не обременённой моралью жизни. О совести Сильвио если и знал, то больше понаслышке, потому нимало не смущался окружавшей грязью – к нему-то она вроде как не липла. Теперь можно было не опасаться преследований и начать откладывать на безбедную старость, если до неё, разумеется, суждено будет дожить.
УМЕНИЯ И ОСОБЕННОСТИ

Мечом владеет вполне сносно. Для настоящего боя, конечно, маловато умения, но благо, его участия в боях и не требуется.
Умеет извлекать выгоду даже из воздуха, обладает даром убеждения и мастерски переваливает свои проблемы на чужие, более крепкие плечи, которые без труда находятся в нужный момент.
В делах постельных искушён и всеяден. Любит, умеет, практикует.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

СВЯЗЬ 554331100

ПЛАНЫ Скандалы, интриги, секс

ПРИМЕР ПОСТА

Неуёмная натура Фумагалли требовала деятельности. Если мироздание не заботится о лучшем своём создании, то созданию стоит взять заботу о себе в холёные руки. Что проку просиживать перед зеркалом, которое то лживо сверх всякой меры, то откровенно до неприличия, какового с дамами дозволять не следует.
Лето надвинулось неумолимо – жарой, ливнями и пустой постелью. То, что прощённая хозяйкой французская дурочка Северина иногда скрашивала досуг Фумагалли, ровным счётом ничего не меняло – большую часть проведённого вместе времени Сильвио попросту спал, ворочаясь во сне, как человек с нечистой совестью. А поскольку Северина уже заучила наизусть – у донны Сильвии нет совести, - то злилась, усевшись на краешке постели и разглядывая знакомую темноту. Она считала, что Фумагалли намеренно выпихивает её, и спасибо если всего лишь ногой в бок, а не локтем в лицо. Издевается, мстит, изводит, чёрт итальянский! И трахать стал, конечно же, из мести, и ничего, что она сама более чем не против.
Сильвио же о терзаниях своей фаворитки даже не подозревал, у самого забот хватало. Вот, к примеру, что делать с ещё одним бесплодным, как пустыня, днём: утопиться в канале или сменить обстановку в кабинете? Джанфранко на предложение перемен отозвался как-то странно: скривился, замахал пухлыми ручками, нечистыми, как у всякого финансиста. Помилуйте, синьора, ведь вот только полгода назад вы переменили тут всё, к чему же теперь? Конечно, откуда этому приземлённому человеку понять порыв тонкой души? Оставалось утопиться, но Сильвио, подойдя к воде, вдохнул прелую вонь, вспомнил весеннее купание у Дворца Дожей и послал план к чертям. Говорят, труп выглядит некрасиво после пребывания в воде, а Фумагалли тщеславен был и влюблён в свою счастливую внешность, пусть несколько поблёкшую, но не утратившую очарования.
Кисти ссохлись так, что не разобрать, какой цвет видели последним, арфа пылилась в подвале, впрочем, её уже наверняка разъела сырость и крысы. Фумагалли сидел перед зеркалом и накручивал на палец локон парика. Когда, когда же кончится это несносное томление по чему-то, что то ли забыло сбыться, то ли запаздывало? И вот опять перед выбором – устроить скандал или вовсе запереться в своих покоях? А то и в монастырь уйти. Разумеется, в мужской. Сильвио весело подмигнул своему отражению, однако веселье вышло какое-то яростное, азартное. Подумал немного, рассматривая кольца на руках, снял одно и заменил на выклянченный у бедняги Лоренцо топаз.