ИМЯ Катарина  Сарагоса, маркиза да Фонсека ВОЗРАСТ 30 лет НАЦИЯ Алацци, обращенный вампир ЗАНЯТИЕ Хозяйка светского салона; агент инквизиции, медиум.

Janet Montgomery

ИСТОРИЯ

Прете Амедео в своей проповеди совестил молодую вдову:
- Не успели схоронить мужа, а она уже ведет развеселую жизнь и проматывает его состояние. Я своими глазами видел ее гондолу у игорного дома, что крайне недостойно!
Ничего не сказала вдова в свое оправдание, только вечером оставила свою гондолу у дома прете Амедео. На всю ночь.

Катарина  Сарагоса прибыла в столицу около 10 лет назад и расположилась в обновленной вилле на берегу Лара в нескольких кварталах от дворцовой площади. Этот дом был построен около века назад алаццианским маркизом да Фонсека в национальном стиле и носил имя Вилла Неро (Черная Вилла) из-за черного мрамора, которым была выстлана парадная лестница и полы в приемных залах.
Немедленно стало известно, что юная Катарина, блиставшая не так давно при дворе в Парабране, вскоре  после трагической истории своей помолвки с хесским посланником вышла замуж за престарелого маркиза, сына того самого да Фонсека, который построил виллу. Оставив больного супруга доживать свои дни в отдаленном поместье, лежавшем у подножья Южного Кряжа, Катарина  явилась в столицу.

Болтливые языки, желавшие ее судить, нашли исчерпывающую возможность для злословия, потому что маркиза открыла двери своего дома для даларского света и в полной мере привнесла в свой салон все прелести алаццианского карнавала. Здесь ставятся  рискованные представления и устраиваются фривольные маскарады; здесь выступают лучшие актеры и певцы, самые уморительные шуты и уродцы; здесь играют в карты и кости, а проигравшимся предлагают аллацианскую гондолу до середины Лара; хозяйка приглашает продажных женщин и мужчин для развлечения гостей; фейерверки освещают даларские ночи, а вино льется рекой...

За десять лет существования вертепа маркиза заслужила репутацию хранительницы секретов. Все, что случалось в стенах виллы, оставалось в стенах виллы, потому что каждый здесь соучастник. И потому что маска – порой единственный наряд гостей на ее праздниках.

Несколько раз в неделю Катарина  приходит к исповеди в центральную пресепторию и ведет долгие душеспасительные беседы со своим духовным отцом. Эта набожность в некотором счете извиняет шальную маркизу в глазах досужих сплетников. Многие из них были бы изумлены и обескуражены, узнай они, что сведения о творимом на вилле разврате тщательно просеяны инквизицией, и что гости маркизы в безопасности до тех пор, пока среди зерен беспутства не обнаружатся плевелы ереси. Или пока духовник не прикажет Катарин е иначе.

Катарина Бланка родилась 30 лет назад в поместье Касльноэ на берегу оз.Св. Люции. Детей в семье было много, а клочок земли не велик, и младшей в пору было отправляться в монастырь, чтобы не делить со старшими сестрами и без того скромное приданное. От этой участи ее спас сосед-идальго, Игнасио Мария Прадес. Женившись, он забрал Катарину ко двору, где искал королевской службы. Отбыв в патруль на Южный кряж, дон Прадес оставил молодую супругу в числе фрейлин Ее Величества. Двор по достоинству оценил красоту Катарины, а она с детской непосредственностью познавала прелести светской жизни. Когда пришло известие о героической гибели супруга, Като, относив положенный траур, решила подойти к выбору следующего мужа мудро, используя все свои новые возможности и, наконец, обрести если не счастье, то хотя бы богатство. Донна Прадес была хороша собой, но покойник, ровно как и родители, ей почти ничего не оставил, а потому у нее было много поклонников, но мало женихов. Избрав своей целью хеского дипломата, сотника Берга, она тщательно разыгрывала марьяжную партию и не обратила особенного вниманию на авансы пресептора парабранского. Или сделала вид, что не обратила: стоит впутаться в роман со священником и останешься старой девой. Ведь никто не посмеет перейти дорогу главе местной церкви, а через несколько лет, когда святой отец наиграется, красота ее может увять. Так рассуждала Катарина, продолжая стряпать свой удачный брак.

Однако незадолго до свадьбы Берг был обвинен в ереси и сожжен. Катарина  была в отчаянии. Тяжко выпестованное супружество не только не состоялось, но и бросило тень на ее репутацию. А достойного приданого за ней по-прежнему не водилось. Донна Прадес в печали покинула двор и удалилась послушницей в монастырь Вальбона-де-лес-Монжес, чтобы пережить утрату и подчеркнуть свою преданность истинной вере. Когда явившейся с визитом в Вальбону парабранский пресептор предложил ей утешение, Катрине не стоило труда понять, что именно приключилось с ее жизнью и почему. В ярости Донна заявила, что теперь она невеста божия, и вот уж над кем, святой Отец не имеет власти. Но и тут она ошибалась.

Несколько дней спустя в обитель прибыл пожилой маг и сделал с ней нечто такое, чему Катарина  не сразу нашла объяснение - укусил. А когда Донна поняла, в чем дело, жажда крови обуревела ее так, что благородная дама царапала стены, чтобы не бросаться на приютивших ее монахинь. Им пришлось привязать несчастную к койке. Если прежде Катарина  считала проклятье сказкой, то теперь ее сказка обернулась былью. Пресептор парабранский вновь наведался в монастырь и за закрытыми дверями совершил чудесный экзорцизм, заставив монахинь восславить его - и Господа!

Никогда прежде кровь не казалась Катарине такой сладкой, а святой отец таким желанным. Конечно, он обещал снять проклятье. Но не сейчас потом. Потом. Позднее маркиза готова была прибегнуть к помощи других магов, но страх, что ее омерзительная тайна будет раскрыта, останавливал от неосмотрительности.

Вскоре Катарина  оставила монастырь, чтобы сочетаться браком с престарелым Карлосом Сарагоса, маркизом да Фонсека.

Несколько лет назад маркиз упал с лошади и теперь был прикован к постели. Катарина  даже съездила познакомиться с мужем, но уже пару лет спустя. Он оказался приятным собеседником и разумным человеком. Иногда Като жалеет, что не осталась в этом отдаленном поместье близ Южного Хребта. Она бы справилась с проклятием, прослыла бы чудаковатой деспотичной  дворянкой, убивающей служанок за любую провинность…

Но сейчас на бракосочетании присутствовали двое: невеста и святой отец, вписавший осененную Богом связь в церковную книгу. Маркизат - достойный подарок для наперсницы, особенно если ни подарки, ни ухаживания больше не требуются. Но благородная дама не должна задумываться, где ей взять деньги на  веселую жизнь, или планировать новые замужества. Да и досужие сплетники задумываться об этом не должны.

Вскоре пресептор Парабраны занял должность Великого Инквизитора в Даларе, и Катарина  уехала с ним, чтобы распахнуть перед столичным светом двери Черной Виллы.

Эти 10 лет не прошли даром. Наставник поистине создал из красивой игрушки достойную женщину. Катрина не только получила лучших учителей в Даларе,  которые являлись между пирами наставлять ее в землеописании, истории и философии, но и прекрасных преподавателей танцев, фехтования и магии. За эти годы ей не раз приходилось предавать, провоцировать, подставлять и убивать по славу Божию. Однако во многой мудрости много печали: сейчас она куда больше боится потерять интерес своего патрона, чем некогда в  Вальбона-де-лес-Монжес.

УМЕНИЯ И ОСОБЕННОСТИ

Обращенный вампир, имеет повышенную регенерацию; сильнее, стремительнее и выносливее среднего человека.
Магия: Эль Фуэго, хорошо прокаченное для женщины
Медиум: может общаться с душами умерших
Недурно фехтует коротким мечом. Женская дуэль - привычное дело в Алацци. Умеет метко стрелять из лука.
Прекрасно держится в седле. Мужским не побрезгует.
Умеет себя обслужить без посторонней помощи, недурно вышивает, весьма начитана, играет на гитаре и приятно поет.
Не делит людей по полу, любит опасные игры.
От вида крови приходит в тревожное возбуждение, зависящее от силы голода.
Несколько раз в неделю вынуждена питаться кровью, причащается ею на исповедях.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

СВЯЗЬ Скрытый текст: Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

ПЛАНЫ Спасать Империю от ереси Культа, а себя от проклятья.

ПРИМЕР ПОСТА

Деформированное тучностью и годами тело Мавра доставляло ей терпкое удовольствие, крепко сдобренное омерзением. Изумительное чувство, словно всякий раз выбираешь поверить себя на прочность. Физическую - не в последнюю очередь. Но для светской дамы Пандора оказалась бы на удивление выносливой. Пожалуй, она даже могла бы поразить иного гладиатора, не уступая ему ни в силе, ни в ловкости. Но эти свои особенности, она скорее тщательно скрывала, хотя слава Брунгильды, не желавшей ложиться с тем, кто прежде не победит ее на мечах, не утеряла своего очарования. Однако ламия предоставляла мужчинам возможность демонстрировать себя на фоне себе подобных, не намереваясь ставить их в неловкое положение. Чернокожий рудинарий подозревал в ней недюжинную силу и уж точно изумительную кошачью ловкость, с которой  матрона берегла свой хребет во время свиданий. Затаив змеиную улыбку, она придирчиво рассматривала свой ужин, время от времени косясь на черную гулкую утробу Публия, нависавшую тяжелым валом над широкий поясом с ножнами. На яркой инкрустации, украшающей ножны, скакали багряные брызги заходящего солнца. Таящий за кронами солнечный диск обещал скорое облегчение. Сколько гречанка ни пряталась в тени, кожа все равно неприятно саднила. Но показываться на людях в дневное время - необходимость камуфляжа.
Ламия, наконец, могла сконцентрироваться на поединщиках и разглядывала теперь новую добычу Мавра. Раньше паренек не попадался ей не глаза из-за своего неподходящего колера. Рассказывая хозяину школы, как блондины продлят ее любовную молодость, Пандора была достаточно убедительна, чтобы жеребчиков других мастей ей не предлагали. В противном случае эллинка умела смотреть с немым осуждением, от которого хотелось искать себе оправданий. И не желая искать себе месте в собственном доме, Публий тщательно выполнял пожелания и потворствовал капризам.
Она и теперь не обратила бы на мальчишку никакого внимания, если бы его кадык не ходил так жалобно, когда тот с жадностью проталкивает в горло большие глотки воду. Эта мысль о тугой веревке возникла сама собой, сладкая и мучительно влекущая, рождающая между ног томительный сосущий жар, голод и почти болезненное нетерпение.
Бархатные ресницы бросали широкую, густую тень на острые детские скулы, перемазанные песком, крепко налипшим на лоснящуюся от пота светлую кожу, усыпанную золотой пудрой свежего загара.
- Скажи, Приап одарил этого ребенка так же щедро, как и Арес? – смешливо прищурилась, переводя взгляд с юнца, на хозяина школы, и в уголках зеленоватых глаза, залегли сети морщинок, мягко укутанные тенью. Желала ли матрона подначить стареющего любовника, чтобы вернуть ему пыл, покручивая, как поросенка, на вертеле подраненного тщеславия, или действительно любопытствовала, Мавр разбирать не стал: женские мотивы был выше понимания,  игра в догадки мучительно жалила нервы.
- Эй, ты там, - окликнул тренера, подносившего галлу питье. - Да ты, ты! А ну-ка, задери эту тряпку, госпожа желает видеть, чем парня наградили боги!
Зрители восторженно взвыли: гомон нескрываемой заинтересованности – госпожой не в последнюю очередь -  прокатился по ложам, гладиаторы и рабы тоже повернули головы и, сдабривая представление вульгарными комментариями на разных языках, не то ободряли, не то поддразнивали юношу и ловкого водоноса, который не желая вступать в полемику с галльским щенком, вскинул кожаный подол в тяжелых стальных заклепках, защищающих пах. Закатный  багрянец запутался в мягкой темной поросли и облил алыми отсветами крепкие бедра.
Пандора давно уличила себя в том, что ее волнуют следы чужой невинности: смущение, смятение, искреннее негодование, чистота и неловкость. Завораживают, пленяют и искушают ее изощренную пресыщенность невероятной, витальной свежестью. И теперь с откровенным удовольствием разглядывая юного воина, она подалась вперед к балюстраде хозяйской ложи. На губах ламии блуждала поощрительная улыбка, бог плодородия воистину позаботился о мальчике наилучшим образом. Серебряный кубок покачивался в пальцах, вино, вылизывало прохладные стенки.
- Мне бы хотелось посмотреть на него поближе. Он говорит на латыни? - она по-кошачьи прижмурилась от хищного наслаждения – вечером, вином, запахами крови, пота и разгоряченного солнцем песка. И слова подтекали из губ лениво.  – У него есть здесь свой угол?